Три мамы для Матвея
- Подробности
- Просмотров: 1787
Евгения Долгинова о том, как гражданское общество выбирает маму для сожженного мальчика
За право стать матерью для сожженного во время фототерапии Матвея борются три женщины. За ситуацией пристально следит общественность — все хотят гражданственно пылать и пламенеть, мало кто дает себе труд хотя бы распутать фабулу.
В ноябре прошлого года Матвея Захаренко, ребенка трех дней от роду, сожгли во время сеанса фототерапии в центральном роддоме города Тулы. Медсестра накинула пеленку на лампу и ушла, лампа взорвалась, младенец горел заживо двенадцать минут. Его увезли в областную больницу, комнату проветрили, а 19-летней матери сказали, что ожоги незначительны.
Уже дозвонившись в больницу, мать узнала, что ее сын между жизнью и смертью — он получил ожог трех четвертей тела и дыхательных путей. Мальчик выжил, немало удивив врачей. У него нет носа, нет уха, лицо и тело — сплошной рубец, в горле — трахеостома, ампутированы пальчики на ногах, обычное состояние — «стабильно тяжелое».
Но выжил. Уникальный случай, говорят.
Да ничего специфически российского, это могло бы произойти и в другой стране. Но «в другой стране» немедленно начали бы работать механизмы возмещения — страховые выплаты, предложение компенсации от медицинского заведения…
У нас не так. У нас мать Матвея, 19-летнюю Катю, через несколько дней после трагедии просто не пустили на порог роддома, сказали: «Поплакала — и хватит». В самом деле, нечего беспокоить уважаемых людей по всякой безделице. Перед ней не просто не извинились, вышло так, что и сегодня, год спустя, никого не наказали. Медсестре светило до четырех лет лишения свободы, однако через полгода следствия она попала под амнистию к юбилею Победы, и дело прекратили. Суд над врачом состоится в ближайшее время.
Еще зимой Катя выла и рыдала, падала в обморок в московском ожоговом центре, божилась, что ребенка никогда не оставит, а весной написала заявление об отказе.
Летом Матвея отдали под опеку в тульскую приемную семью, хорошую, заслуженную, где кроме него — двое подростков, а еще рядом живут выросшие воспитанники, многие уже со своими семьями (всего за 30 лет Наталья Сарганова воспитала 38 детей). Матвей провел первый год жизни между домом, тульской больницей и московским ожоговым центром, который считается одним из лучших в Европе, зарубежная клиника не понадобилась.
Тем же летом о намерении стать опекуном Матвея заявила Наталья Тупякова — недавняя жительница Горно-Алтайска, ныне москвичка. У нее помимо родного сына две приемные дочери — у одной диагностированы ДЦП и умственная отсталость, у другой — тяжелая форма аутизма.
Очевидцы говорят, что у Натальи — особый талант выхаживать детей, и девочки, которым прочили самое печальное будущее, превосходно развиваются.
Матвей с Натальей Тупяковой
Наталью-2 горячо поддержали волонтерские организации и социальные сети, посчитав, что она будет лучшей мамой, и не только потому, что она моложе Натальи-1 на двадцать лет. У Саргановой, действительно, много недостатков: она депутат Тульской городской думы, уважаемый в городе человек, а что это значит в глазах общественности? Сервильность, компромиссность, зависимость от властей!
Кроме того, общественность быстро определила, что после пребывания у Саргановой ребенок плохо развивается, у него «плоский затылок» от долгого лежания на подушке — в каком положении должен находиться ребенок, перенесший за год жизни почти полтора десятка операций, общественность знает лучше.
Наталья-2 и ее многочисленные поклонники начали борьбу за Матвея. Для начала нужно было лишить Наталью-1 опекунского статуса — и к юной Кате в Тулу приехала юрист-волонтер с уговорами — забрать отказ от ребенка, а потом снова отказаться уже непосредственно в пользу Тупяковой. (Потом, в одном из фейсбучных обсуждений, юрист сожалела, что участвовала в этом.)
Катя отказ отозвала, но к ребенку больше не пришла — отрезано так отрезано, и других заявлений, так вышло, не написала.
Только в конце ноября, когда вступило в силу решение суда о лишении родительских прав, ребенок стал доступен для усыновления. До того Наталья-2 несколько раз пыталась подать документы на предварительную опеку, но их не принимали — то из-за статуса мальчика, то из-за того, что московская опека не давала разрешения — у Натальи не было постоянной прописки и официального дохода.
С пропиской помогли общественники, с работой — тульские власти (зампред регионального правительства устроила Тупякову на работу в бизнес-школу РСПП и даже пообещала собрать деньги на покупку квартиры). Уполномоченный по правам детей в РФ Павел Астахов позвонил в московскую опеку, попросил не перестраховываться — и разрешение дали.
Всем хотелось помочь одинокой матери с двумя детьми-инвалидами, подрабатывающей машинной вышивкой, принять в семью третьего инвалида. На что она будет жить, как будет разрываться между мальчиком, требующим ухода нон-стоп, и двумя сложными девочками — особенно не задумывались. Опекунские выплаты или поощрение усыновителей — деньги настолько формальные, что не покрывают и самой скромной зарплаты няни. Матвей растет, ему предстоят долгие больничные эпопеи — операции, протезирование, пересадки кожи, перевязки… «Мне будут помогать фонды», — упорно повторяет Наталья, словно и в самом деле верит, что благорасположение фондов и спонсоров — ресурс не переменный, а гарантированный, как пенсия по инвалидности.
И вот — когда уже Астахов объявил, что принято положительное решение в пользу Тупяковой, случилось несчастье: красивая и смелая дорогу перешла — точнее, богатая и благополучная.
Москвичка, замужем, мать троих детей, сотрудница «крупной корпорации», готовая обеспечить Матвея всем по высшему разряду, заявила, что хочет не опеку, как другие, а усыновление — а потенциальный усыновитель по закону сразу получает приоритет.
Наталья-2, после всех трудов, оказалась второй в очереди — и общественность взревела: «Грабют!» Кто такая, как смеет? Немедленно просветили сайт нахалки — обнаружили, что домен принадлежит РСПП, и констатировали преступную связь с тем самым зампредом тульского правительства Шохиной.
«Я думаю, что власти Тулы, испугавшись, что независимый опекун Матвея будет настаивать на расследовании преступления, стали срочно искать «управляемого» кандидата в опекуны-усыновители», — сообщает одна из активисток. (Расследование, впрочем, уже закончено, дело передано в суд, но кому это интересно.) Третья кандидатка проявила коварство неслыханное — не стала хлопотать лицом перед активистами, но просто закрыла свою страницу в интернете, объяснив, что «до суда», — и оставила общественность совсем без информационного корма, на голодном пайке предположений.
В итоге — имеем «чрезвычайно эмоциональную ситуацию».
Более двухсот тысяч граждан бьются за Наташу-2. В добром десятке российских городов сочувствующие выходят на пикеты, сотрясают СМИ и блогосферу, требуют открытого процесса по усыновлению. Терроризируют врачей больницы имени Сперанского, требуя сводок о состоянии Матвея. Собирают деньги на адвоката для Натальи Тупяковой. Пишут в инстанции. Поднимают вопрос на путинской пресс-конференции. Желают чиновникам, бывшим союзникам, гореть в аду. Полощут и орденоносную Сарганову — и старая она, и ухаживает плохо, и вообще у нее воспитанница родила в 14 лет (на самом деле она удочерила уже родившую школьницу, но опять-таки — кого волнует «на самом деле»?), и третью непрозрачную кандидатку.
Теперь уже пикеты проходят под лозунгами «не отдавать Матвея московской самозванке».
В СМИ начали появляться комические заголовки: «Активисты потребовали не допустить усыновления Матвея неизвестной им семьей». Что завтра потребуют активисты, можно ли будет без их дозволения посетить, например, туалет?
Симптоматично видеообращение прекрасной актрисы Алены Хмельницкой к Путину: когда она говорит, что «из всей нашей огромной страны только одна женщина захотела стать матерью Матвею» — это значит, что коллеги просто дали ей неверный исходник. Но когда она повторяет «по каким-то причинам отказывают», «я не знаю, что происходит, но разберитесь, пожалуйста» — это значит, что она просто не захотела или не смогла, не успела понять суть проблемы, о которой говорит.
То же и со многими другими участниками кампании — актерами, блогерами, правозащитниками: «почему-то», говорят они, «по каким-то причинам».
Все хотят гражданственно пылать и пламенеть, мало кто дает себе труд хотя бы распутать фабулу.
Тотальная страсть к упрощению, к профанации — самая, пожалуй, яркая тенденция нашего гражданского развития. Работают только два притопа, три прихлопа — самые примитивные сюжетные схемы, простейшая «картина мира, милая уму: писатель сочиняет про муму…» (Гандлевский), совестливые люди дистанционно спасают дитя, а чиновники препятствуют, потому что «хотят утаить преступление».
Общественная истерика разбухает прежде всего на дрожжах умственной лени — и той невыносимой легкости высказывания, которую дают соцсети (лайк есть жест, комментарий — поступок, ролик на ютубе — акт богоборчества). Впрочем, есть и другая почва: безнаказанность виновных, молчание тульских врачей у многих рождают недоверие к любым вариантам, кроме активистских (читай — оппозиционных). Если бы система умела отвечать за свои ошибки, а не пинала бы с порога юной матери, припадочной конспирологии было бы гораздо меньше.
И все же, несмотря на промышленный объем спекуляций и кликушества, это хорошая история.
Общество, в котором право стать матерью несчастнейшего из несчастнейших становится предметом конкуренции и своего рода престижа, — уже несколько иное общество, нежели десять лет назад, когда на таких, как Матвей, смотрели лишь с тоской и безнадежностью.
Сегодня над больничной постелью сошлись три женщины — три мира. Первый — осуществленная мечта из умильного советского фильма «Однажды двадцать лет спустя»: душевный, бестолковый, но при этом государственно одобряемый мир премногодетной семьи. Он отступает, он явно не хочет конфликтов со вторым — яростным миром общественников, благотворителей, митингов, пикетов, блажений типа «главное любовь, а остальное приложится». Третий — расчисленный мир респектабельности и благополучия — тихо, методично делает то, что считает нужным.
Возможно, когда-нибудь эти миры смогут заговорить ровно, вполголоса, очень спокойно, как и положено говорить над детской кроваткой.
